У нас была очень серьезная трудовая школа. Но мы не считали, что работали на кого-то. Знали, что война, что всем одинаково тяжело, что нужно тоже что-то делать для победы. Нас просили помочь и мы помогали. Мы все понимали правильно.

Конечно, порой было трудно, порой ревели. Но мы старались не унывать, пели песни. Мы хотели бы попасть на фронт, но понимали, что эту трудную, черную работу тоже должен кто-то выполнять. 

Какой была Ваша жизнь до начала войны?

Из жизни на Камчатке у меня осталось только одно яркое воспоминание – землетрясение. Это очень страшно: все ходит ходуном, все падает. Нас выгоняли из домов. Конечно, я была маленькой и поэтому плохо помню подробности.Мы приехали в Новосибирск в 32-ом году. Моя мама родилась на Камчатке в городе Петропавловск. У нас была большая семья, мы все были неграмотные. Потом решили младших отправить «на материк», как говорили местные. Это считалось большим счастьем.

Жилось нам трудно. Даже и за год до войны. Обстановка уже тогда не была благополучной. К примеру, нельзя было свободно купить хлеб, надо было стоять в очереди. Мы, ребятня, конечно, превращали это в еще одну забаву: бегали по трем магазинам, один тут занял, другой там.

Мать и старшая сестра работали на заводах. Но было очень холодно и голодно, сестра получила открытую форму туберкулеза. У мамы на работе случился инсульт. В общем, хватили мы лиха.

Как началась война для Вас?

Мы все были на каникулах. Началась война – куда бежать? Конечно же, все побежали в школу. Ведь не было ни у кого радиоприемников. Конечно, мы не поняли, что случилось, побежали спрашивать учителей. Учителя были сами в растерянности. Вскоре пришла команда делать в школе госпиталь. И так же решили сделать со многими соседними школами. Осталась только одна, большая, где мы все учились в четыре смены.

Педагогам было с нами тяжело, мы были как звереныши: полуголодные, полуголые… Я никогда не дралась с другими детьми, но и меня никто не смел трогать. Меня всегда почему-то избирали старостой. И слушались же.

Жизнь заставляла меня быть серьезнее. Думать не об играх, а о том, как натопить в доме, что поесть.

Какими были «дети войны»?

Мы были одним целым со взрослыми. У нас не было никакой информации, кроме той, которую мы получали в семье и в школе. У нас были и радости общие, и горе. Радовались любому улучшению в быту. Вот свет провели соседям – мы бегали к ним, радовались за них. А когда приходили похоронки, это было общее горе, не одного человека, а всех.

Эта сложная жизнь роднила нас, делала какими-то одинаковыми. Мы выросли на песне «Нас не трогай – мы не тронем, а затронешь – спуску не дадим» (она звучит в кинофильме «Боевые друзья»).

Когда началась Ваша трудовая деятельность?

В школе нам сказали «Собирайтесь, поедете в колхозы». Мы были «городскими» и даже не представляли, что такое жизнь в колхозе, что нужно брать с собой. Мама плакала, она не знала, куда она нас отправляет и когда мы вернемся.

Мы приехали в место, которое называлось «Полевой стан». Это в поле, там стоял сарай и в нем были нары, на которых мы все спали. Мы прожили там пять месяцев.

Занимались уходом за льном, уборкой. Лен надо было полоть, потому что из него делали льняное масло. Если бы попала, к примеру, полынь, масло стало бы горьким. Потом лен нужно было вырывать и расстилать, чтобы он намок от росы и выделилась клейковина. Нас поднимали очень рано, до выпадения росы. Взрослые этим не занимались, у них была более сложная и важная работа. Но и без наших трудов поле бы погибло. Ведь комбайнов не было, тракторов не было… и мужиков, которые могли выполнять тяжелую работу. Все это делали женщины, и мы помогали, как могли.

Колхозница-повариха ездила с нами и готовила для нас. Два или три раза дали немного меда. Я впервые попробовала мед в колхозе. Это, конечно, было счастье! Ведь дети любят сладкое, но ничего такого у нас не было.

Наши руки были иссечены травой, а ноги исцарапаны, потому что мы ходили по стерне. Деревенские женщины давали нам какие-то тряпки, чтобы мы обматывали ноги. Мылись раз в месяц, были все грязные и ободранные. Все болели, потому что спали вповалку. Мы ужасно уставали и очень просились домой.

Нас отпустили только тогда, когда уже начало подмораживать, в ноябре. Домой добирались сами, цеплялись снаружи за вагоны. Если проводник попадался добрый, он пускал нас в тамбур погреться.

Мама остригла меня, всю одежду мою сожгли. Я очень плакала, как я пойду в школу стриженная? А когда пришла в класс, там все оказались в косыночках.

Нас возили в колхоз несколько лет подряд. Во второй раз мы были уже опытнее и знали, что нужно взять с собой, какая там жизнь. Но и отношение к нам было уже другое, как к более взрослым.

Где еще Вам приходилось работать в военное время?

Зимой отправляли на железную дорогу – чистить снег. Заносы были в метр высотой. Как стрелочник мог найти стрелку? Ведь в то время все переводилось вручную. Но движение не могло останавливаться, потому что другого пути к городу просто не было.

Когда чистишь снег, устаешь и начинает клонить в сон. Можно просто уснуть в сугробе и все. Нам постоянно говорили: «Только не спите, держите около себя лопаты!», чтобы нас было видно и мы сами друг друга не засыпали.

Каким был Ваш День Победы?

Это было не просто ликование. Было особое ощущение: люди подходили друг к другу и целовались, обнимались. Это была наша общая победа. Каждый из нас что-то делал для нее. И те, кто картошку копал, и кто у станка стоял, и кто в больнице работал… Мы знали, что мы – победители.